Леонид Алексеев: «В нашем городе не было никаких малиновых пиджаков» — pesto-cafe

В 1991 году дизайнеру и модельеру Леониду Алексееву было десять лет. Он рассказал, как с тех пор изменилась мода, и объяснил, почему платья в цветочек всегда считались плохим вкусом для нашего города

– В 1991 году вам было 10 лет. Помните то время?

– Конечно, в тот год родители выдали мне первые карманные деньги. И мы поехали в Финляндию.

– Неожиданный ответ…

– Это была моя первая поездка за границу. Мне выдали какое-то количество финских марок и сказали: «Покупай все, что хочешь: игрушку или предмет одежды…»

И по какой-то очень странной причине, не имея никакого опыта в выборе одежды, я оказался в свадебном отделе, где увидел жилетку и бабочку мятного цвета. И хотя мама долго уговаривала меня купить джинсы, я наотрез отказался. И затем несколько лет счастливо ходил на праздники в этой жилетке и в этой бабочке.

Когда я уже вырос, осталась только бабочка, какое-то время она хранилась как некий артефакт.

– При этом в Финляндию вы уезжали уже из Петербурга или еще из Ленинграда?

– Мы уезжали уже из Санкт-Петербурга, потому что я помню, что нужно было выучить свой домашний адрес для таможенников, и тогда я запоминал новое название нашего города.

А вообще, у меня даже в паспорте долгое время по ошибке было обозначено место рождения Санкт-Петербург, хотя, конечно, я родился еще в Ленинграде.

– Но при этом каково ваше самоощущение: «я – ленинградец» или «я – петербуржец»?

– Только «я – петербуржец». Я больше всего ценил те крошки, которые остались от прошлого. Например, я собирал дореволюционную мебель, еще когда был маленьким, с помойки ее тащил. Мне с детства очень хотелось быть причастным к Эрмитажу и к каким-то красивым домам Петербурга.

Поэтому, как только появилась такая возможность, я сразу стал говорить, что я из Санкт-Петербурга. При этом до сих пор ненавижу, когда говорят «Питер». И вот Ленинградский проспект и Ленинградский вокзал в Москве своими названиями вызывают у меня неприятные ощущения.

– Но при этом, даже если мы не будем говорить про героическое прошлое Ленинграда, мода в Ленинграде ведь тоже существовала?

– Так случилось, что я застал Ленинградский дом моделей и даже работал там моделью: на мне демонстрировали пальто и прогрессивную детскую одежду.

Ленинградский дом моделей находился на Невском проспекте в известном доме Мертенса с его роскошными люстрами, залами, подиумами. Там я впервые увидел манекенщиц, и, несмотря на то что тогда я еще не понимал, что свяжу свою жизнь с модой, мне уже очень нравилась сама возможность прикоснуться к миру чего-то уникального и эксклюзивного.

Кстати, на дальнейшее развитие особой петербургской моды – интеллектуальной и элегантной – серьезно повлияло само существование дома моделей. Благодаря этому факту наша мода сегодня может считаться вневременной, в отличие от московской.

– А московская мода, получается, более яркая?

– Существуют некие правила, по которым собирают гардероб. И если в Москве главенствуют яркость и китч, то петербургским правилом всегда был монохром. Это одно время считалось неправильным, но в нашем городе всегда пытались выдерживать именно монохромные гаммы. Например, платья в цветочек или в яркий рисунок указывали на отсутствие хорошего вкуса, а порой и вовсе были признаком вульгарности.

– В советское время можно было отличить модника из Москвы от модника из Ленинграда?

– В нашем городе люди всегда по-особенному одевались. У многих даже существовала некая традиция – показывать себя, гуляя по Невскому проспекту. Ведь здесь и в советское время были универмаги, в том числе оставшиеся еще с дореволюционных времен. Особо на общем фоне выделялся Пассаж, который напоминал какие-то парижские магазины.

При этом в советском городе было свое особое отношение к нарядности, элегантности, пребыванию в публичном месте. Кстати, само понятие публичного места для Петербурга тоже важно, потому что городские площади и улицы формируют некий фон, которому необходимо соответствовать. В этом и еще одно наше отличие от Москвы: там человек должен быть центром внимания, а в Петербурге нужно гармонично подходить тому месту, куда ты отправляешься.

– Вернемся в 1990-е годы. Случился слом эпох. И что начали тогда носить новоявленные петербуржцы?

– Из-за того что Петербург сразу стал претендовать на статус европейского города, здесь, конечно, появилась мода на европейские товары, в том числе одежду. Первыми такими товарами стали финские. Причем, с одной стороны, это были модные тогда «пропитки», покрытые воском, дубленки, вареные джинсы, спортивная одежда. А с другой стороны, стали появляться страшные вещи в стиле унисекс или оверсайз. Помню на улицах абсолютно прямые силуэты – люди в таких черных пальто, которые невозможно было представить в других городах.

И у состоятельных петербуржцев, в отличие от Москвы, где был культ Versace, был культ Armani. Монохромные костюмы или пальто Armani или Hugo Boss были пределом мечтаний. Те, кто говорят, что господствовали малиновые пиджаки, ошибаются. Это все было в Москве. В нашем городе не было никаких малиновых пиджаков.

– А сегодня этот стиль – из 1990-х – как-то реинкарнирует?

– Мода не может все-таки полностью повторяться, и постоянно нужно придумывать что-то новое, ведь мир меняется. Хотя тот же Armani, в принципе, вне времени. Этот стиль очень подходит Северной Италии, где расположен Милан, который как раз похож на Петербург. Ведь в этом городе такая же система организации пространства, похожие исторические здания.

– А есть мнение у вас как у дизайнера, что каждый петербуржец хотел бы иметь в своем гардеробе?

– Каждый петербуржец хочет иметь в своем гардеробе что-то трикотажное. Видимо, из-за того, что у нас северный город.

– Современный Петербург – это модный город?

– Мода – это стимулирование потребления, это желание показать что-то новое, удивить. Модой занимаются люди, которые хотят привлекать внимание, которым нужно выглядеть современно и актуально. Чаще всего такие люди живут и работают в столицах, потому что там есть общество, которое требует постоянного внимания. В Петербурге такого нет. У нас всегда был более востребован стиль.

– То есть отсутствие моды?

– Скорее, игнорирование сменяемости моды. Мода – это всегда про новое. Скажем, если вы купили какое-то потрясающее новое пальто, то в следующем сезоне его уже нельзя носить, даже если с ним все хорошо, потому что мода – это всегда про обновление и опровержение предыдущего. А вот стиль – это продолжение, это прямая линия.

– Есть ли то, что бы вы хотели забрать из Ленинграда в сегодняшнюю реальность?

– Я бы забрал ленинградцев. К сожалению, случилось так, что все те люди, с которыми я вырос и в обществе кого мечтал проводить время, когда стану взрослым, разъехались. Из-за этого для меня Петербург даже перестал быть второй столицей, потому что все переселились – кто в Москву, кто в другие города, кто за границу. Сегодня в городе живет очень мало людей, которые выросли в Петербурге. В моем окружении, например, хорошо, если 10 процентов – коренные горожане.

– В ваших словах чувствуется сильный региональный снобизм…

– Когда человек вырастает в Петербурге, он все равно отличается от того, кто сюда приехал уже в зрелом возрасте. Более того, есть еще один уникальный феномен нашего города: Петербург не всех принимает. У меня в качестве примера есть несколько дизайнеров, которые приезжали в Петербург, запускали свои бренды, а город их не принимал, и они через какое-то время переезжали в Москву со словами, что у нас невозможно добиться успеха, потому что «люди плохие», «погода плохая», «денег нет» и тому подобное. При этом ими тратились огромные суммы на продвижение брендов, на магазины на Невском проспекте. Но к ним элементарно не заходили люди…

– А в других городах у них получается?

– В других городах получается. И в Интернете получается.

– Ваше «место силы», которое является умиротворяющим или, наоборот, побуждающим к каким-то новым свершениям?

– Таким местом всегда была Новая Голландия. Даже когда я еще был маленьким и это был такой замок спящей красавицы, обросший лесом. Я всегда мечтал однажды попасть туда. И я постоянный гость там с первого дня, когда только стал возможен доступ на остров. Люблю ходить туда утром, когда еще мало людей, когда садовники убирают листья.

Благодаря Новой Голландии я понимаю, что живу в Петербурге. И, конечно, я очень люблю петербургские театры: Мариинский, Александринский, Михайловский. Кстати, в эти театры я с удовольствием хожу и на современный балет, и на современную оперу.

– То есть сочетание современности и аутентичности вы считаете возможным?

– Мне кажется, что желание законсервировать город очень плохо влияет на Петербург. Нельзя делать из нашего города исключительно музей – его надо делать живым.

Допустим, наш модный дом мы решили не размещать в новом здании, а, наоборот, взяли старое, нуждающееся в ремонте и реставрации. И сегодня я знаю очень многих горожан, кто также пытается встроить в старый Петербург что-то новое и прогрессивное.

– А как быть тогда с новым Петербургом, например, в Лахте?

– Петербурга, как и Москвы, как и любых современных городов, становится несколько: растущий город, современная архитектура, небоскребы – все это, возможно, для того, чтобы не стоять на месте. Кто создает новые сущности в центре города, тому несколько сложнее, потому что надо еще принимать во внимание влияние прошлого. Но при этом работа важна во всех локациях, потому что это инвестиции, это новый бизнес и новые деньги, которые так нужны Петербургу. Просто так случилось, что мы какое-то время жили в консервации, а сейчас наконец-то начинают открывать крышки и мы пытаемся шагать в будущее.

Источник: spbdnevnik.ru